Традиции христианства дошли до нашего времени, но часть знаний была утрачена, с одной стороны, по причине их несвоевременности, с другой стороны – по причине невнимательности и корыстного отношения людей к информации.
Тот, кого мы знаем под именем Иисус Назарет, был воплощен на Земле миссией, которую ему не диктовали впрямую, но какую надлежало определить, находясь в состоянии свободного поиска. То есть Иисус, родившись, так же как и многие другие лишился дородовой памяти. Хотя он и находился под постоянным наблюдением, помощь ему все же оказывалась лишь в крайних случаях, в остальном Иисус действовал самостоятельно, постоянно попадая в ситуации, из которых если не выйдешь с честью, то потеряешь себя, а то и вовсе расстанешься с жизнью.
Ни Иосиф, ни Мария не знали о великом предназначении сына и ничего особенного при рождении его не заметили. Лишь только в тот страшный день три добрых человека, проходивших мимо и попросившихся на ночлег, сказали, будто бы слышали весть, что царь Ирод собирается истребить всех младенцев в городе и лучше бы хозяевам дома вместе с мальчиком покинуть свое жилище и искать убежища в земле египетской.
Мария и Иосиф сначала усомнились в словах гостей, но что-то изнутри подсказывало им уйти, тревожило сердце.
Как вы уже догадались, эти трое и были волхвами, посланными для предупреждения. Однако ни отец, ни мать Иисуса даже не догадывались тогда о том, кто к ним явился. Волхвы были вовсе не длиннобородыми старцами. Все трое оказались молодыми людьми с гладко выбритыми головами, покрытыми светлыми платками, схваченными жгутами вдоль лбов. Их одежды, просто скроенные, но сшитые аккуратно, свободные и легкие, оставляли открытыми лишь ступни и кисти рук.
Люди представились странниками и предложили в благодарность за гостеприимство помочь с жильем в Египте.
Мария с Иосифом и ребенком, не теряя времени, отправились по указанному маршруту. Преодолев этот нелегкий путь, они нашли человека, про которого рассказывали волхвы и тот, за небольшую плату, отдал свою лачугу.
С тех пор, время от времени, переселенцев навещали разные люди, словно невзначай появлявшиеся в их жизни, и рассказывали разные чудные вещи.
Иисус с особенным вниманием слушал их, и, не смотря на недостаток лет, был восприимчив, задавал вопросы, и весь прямо-таки светился, узнавая новое.
Он рос, и не верьте сказкам, ничем не отличался от других детей. Только глаза синие, с редкой прозеленью, чуть больше блестели, а зрачки, густо-черные, притягивали взгляд, словно бездонные колодцы своей неразгаданностью. Помимо обычной жизни была у Иисуса еще и другая, чего он, впрочем, не старался скрывать. Тем не менее, окружающие не догадывались о ней, ибо и скрытая часть его существа была настолько естественна, непосредственна, даже создавала иллюзию привычного, не раздражая обывателей. Однажды, например, играя со сверстниками, Иисус присел на камень и промолвил: «Все люди пришли с неба, и небо подчиняется человеку. Сейчас будет дождь». Дождь действительно пошел, и дети радостно смеялись, принимая его как нового игрока, столь приятного в иссушающе-жаркий день. Бывало так же, что Иисуса, одиноко сидящего у ручья, заставали в момент, когда он разговаривал будто бы сам с собой на каком-то неизвестном языке. Если его спрашивали, что это такое он говорит, вместо ответа мальчик лишь улыбался так, словно не понимая, что удивительного здесь, и вопрошающий тотчас терял интерес, списывая все на неуемную фантазию этого шустрого и смышленого не по годам ребенка.
Да, уже с детства Он умел быть «видим» и мог становиться «невидимым», сливаясь с окружающими, ничем не выдавая своей личности.
В дальнейшем это мастерство психологических появлений и исчезновений отточилось настолько, что ему не составляло труда исчезать и проявляться уже как физическому образу. Благодаря только одному такому умению Иисусу ничего не стоило избегать агрессии властей, если бы не появились причины прожить другую жизнь.
Пройдено много дорог, выжжено неисчислимое количество страниц книги Бытия палящим солнцем Вечности, но не забыто ничего, ибо любая капля в море будет учтена и запамятована как существовавшая и как существующая, ведь ничто не исчезает, не кончается и не начинается.
Будучи семи лет от роду, Иисус возвратился с родителями на родину и более не беспокоили их неожиданные странники и не бередили душу мальчика рассказы о землях далеких, народах неизвестных и удивительных.
Мечты Иисуса стать странствующим человеком отцом и матерью не поощрялись, они все ставили в пример братьев и сестер, что уже с малых лет проявляли практичность и предприимчивость.
Необыкновенная страсть к познанию сочеталась в мальчике с удивительным пренебрежением к традиционным формам обучения. Никакие наказания не могли укротить его свободолюбивый нрав, и Иисус частенько отлынивал от занятий, объясняя, что «и так все помнит». Конечно, такие ответы не удовлетворяли, но, тем не менее, впоследствии действительно он проявлял недюжинные познания.
В то время учебные заведения почти не организовывались для средних слоев населения и все же изредка такая возможность появлялась. Поэтому вполне понятно изумление учителя, когда сын плотника Иосифа показывал довольно высокий уровень грамотности.
Как и большинство других детей, Иисус не находился под присмотром родителей в силу их постоянной занятости какой-либо работой. Именно это время и посвящалось реальному обучению, хотя с момента возвращения на родину и до двенадцати лет его готовили косвенно, не входя в прямое общение, а создавая ситуации, где могло бы произойти осознание или оживление знания неким чувственным (эмоциональным) опытом.
Впервые после долгого перерыва Иисус встретил своих истинных кураторов, когда был в Иерусалиме на празднике Пасхи. В ту пору ему было 12 лет – возраст посвящения в таинство «пола» или экзамен на признак и принадлежность, после чего устраивался ритуал коррекции метафизической структуры в соответствии с доминирующей энергией («ян» или «инь»).
Три дня длилось посвящение. В этот период Иисус впервые ощутил путь, его экстренным образом подготовили к экспериментальному десанту в храм, где более всего наблюдалось засилье закоснелых традиций, где живое мировосприятие превратили в призмы-догматы, зиждущиеся в основном на управленческих концепциях, с помощью которых можно легко контролировать народ.
Задача состояла в том, чтобы облечь Весть революционного характера в образы, приемлемые и не вызывающие подозрений, но провоцирующие мягкую перестройку сознания.
Можно сказать, что Иисус в эти решающие три дня подвергся сложнейшему процессу очищения сознания и вскрытия основных резервов памяти прошлого.
Он получил возможность свободно общаться и с людьми, и с духами, и с богами, и с демонами.
Очевидно, насколько тонкая, ювелирная работа велась с его личностью в предыдущие годы, развивающая не только интеллект, но и качества души, физические навыки, причем все происходило как бы невзначай, случайно.
Сдал ли он экзамен, в какой-то степени предрешающий направление его деятельности в дальнейшем?
Известные источники говорят о признании Иисуса представителями (учителями) традиционной тогда религии. В действительности мальчик был избит и осмеян прихожанами. Его наставники и не ожидали иного исхода. Такое, пожалуй, жестокое испытание должно было посеять внутри Иисуса безнадежность, либо страх: первое подтолкнуло бы к закаливанию духа огнем всеобъемлющей любви, второе стало бы показателем непригодности данной личности для Исполнения.
В душе Иисуса поселилось отчаяние, все вокруг казалось враждебным и пугающе-пустым. Иосиф и Мария нашли сына недалеко от храма, но он отказался возвращаться домой и рассказал о людях, которых повстречал, и к которым хочет вернуться, хоть и не знает каким образом.
Изрядно напугав их своей откровенностью, Иисус, несмотря на протесты, все же ушел или, точнее, убежал. В те мгновения ему было все равно куда идти, лишь бы не туда, где все определено и замкнуто в рамки условностей.
Он не мог сделать иной шаг, кроме как тот, какой сделал. И ни страх перед неизвестностью, ни сочувствие к мольбам родителей не могли его остановить.
Мог и Отец пронести чашу мимо Сына, упоённого бессилием холодноравнодушной ночи? Мог ли Сын не испить её, отвернуться?
Мог, и состарился бы благополучно, умер бы легко, умиляясь на свет и ненавидя тьму. Сердце же Его стало больше тела и так гулко билось в стенки умозрительного бытия, что в веках отдавался этот стук и струна совести жалобно – истошно визжала, причиняя боль тому, кто не умел не слышать её.
Самое страшное, когда и боги, и демоны отворачиваются, игнорируя, и тяжесть креста ответственности сполна ложится на неподготовленные плечи рассудка.
Сын задумал Великую Мистерию, величайшее алхимическое чудодействие, он распределил роли, оставив главную себе, потому как никто более не согласился бы на честь сыграть её.
И был перед тем спектаклем Сокровенный Вечер, где и открылся Сын друзьям, но те смеялись и думали, что веселый человек опять шутит. Они почитали его неуязвимым и верили, что неуязвимость эта распространяется и на них, в основное же не верили «Всякое божество в мирском имеет начало и конец, и только в надсущном оно вечно».
Была в том спектакле и еще одна роль, на которую никто бы не согласился кроме одного. Ему-то и сказал Сын, протягивая ломоть хлеба от своего куска:
Человек, ты начнешь действие.
И человек тот дрогнул, но не отступил. Когда же все стало, как и полагалось по замыслу, Человек, не скрывая себя и не боясь, пришел с Исполнителями Рока, дабы последний раз взглянуть в Его глаза и поцеловать прощаясь.
Зачем ты здесь, Человек? Уже не целованием ли предаешь ты меня?
Сын, сказав это, исполнился горечью, тихо, почти про себя, добавив:
Теперь и ты со мной испытаешь Возмездие. Зачем же… мы бы и так удивились… позже….
Человек, слепыми от горя глазами смотрел и не видел, слушал и не слышал, как исказились ненавистью лица друзей и как зашипели: «Предатель».
И тот, кто трижды отрекся от Сына, потом же, погибая от вины смертной, нечеловеческой, избавил человека от муки жить без Сына, желая избавить себя от вины этой.
Не избавил однако же, потому и не пустили в Светлый Мир, оставив у ворот, чтобы лицезрел, но не обитал там. Впрочем, он сам себя наказал, ибо по закону небесному отягощенные канут вниз, пресветлые – вверх и хуже всего – пресветлым по обличию и отягощенным внутренне, им ходу нет никуда. Так был Трижды Отрекшийся наказан лицезрением вечным мечты и самая мука в том, что иным простым и обычным он сам отпирает двери и впускает туда, куда ему никак не дозволено.
Человек первым из друзей вошел за Сыном в Светлый Мир, но не угомонился там, а пустился скитальцем в обители иные, не похожие на те, что у нас.
Сын, как и предполагалось, обернулся через смерть и возобновился сиянием в некой пещерке.
Там его и встретили некоторые друзья. Здесь-то и началась настоящая История.
На Тайной Вечере произошло распределение ролей в спектакле под названием «Распятие». На Иуду легла, пожалуй, самая тяжкая ответственность, он самолично был призван «открыть занавес» – сказать первосвященникам, где находится Иисус. Чтобы совершить это требовалось недюжинные вера и смелость, ибо только уверовавший в учителя и возлюбивший его прежде себя мог предать его смерти по его же указанию. Не каждому из апостолов была впрямую сказана суть спектакля и суть присутствия в действе того или другого. Иуда был самый сведущий из учеников, хотя и он много не знал, но Учитель не таил знание – знание было доступно лишь отчасти, как и всякое знание, родившееся раньше своего времени.
Каково же было изумление и тревога Иисуса, когда Иуда пришел с первосвященниками, чтобы проститься, чтобы последний раз посмотреть в глаза Учителя, прикоснуться к нему, поддержать его перед страшным событием.
«Иуда! Целованием ли предаешь Сына Человеческого?» Е. от Луки 109:48
«Друг, для чего ты пришел?» Е. от Матфея 108:50
Иисус знал, что люди не простят Иуде того, что якобы увидели, да и сам Иуда прекрасно понимал это: здесь и проявилась великая духовная близость между учеником и учителем, в момент, где каждый шорох, каждое движение души ближнего поистине ощущается так, что не спрятаться от него, не укрыться.
Далее наступает кульминация, непосредственно само распятие, суть которого заключалась в том, чтобы совершить управляемый термоядерный синтез, и направить выделившуюся энергию на перерождение субъективной реальности в объективную или на операцию «Воскрешение».
Бог более не мог оставаться в Иисусе, энергия жизни уже не вмещалась в его ролевую нишу. Если Иисус – персонаж, то Христос – условное имя Реальности воплощенной в Иисусе; и Иисус более не желал существовать, он захотел, чтобы Христос «стер» его личность.
Состоялся внутренний конфликт, изменились внешние параметры информационного обмена и следовало развенчать миф о Рае и Аде, установив новые принципы обучения и развития душ.
Люди убили человека и отпустили Бога, Бог же вернулся в образе человека, но этот образ не имел личной истории. Христос пришел не как спаситель, а в качестве наблюдающего жизнь и то время, какое он прибывал на Земле, было обозначено светом, то есть сопровождалось процессом усиления линейных связей между прошлым, настоящим и будущим. Фактически он не фиксировался как объект, принадлежащий той или иной категории пространства и времени. Он сам стал и временем и пространством. Поэтому в одно и то же время его видели в отдаленных друг от друга местах. Причем, он не просто беседовал с людьми, а проводил мистерии, готовящие человечество к переходу на новый пространственно – временной носитель.
Если раньше то, что Иисус делал, воспринималось как чудо, или фальсификация чуда, то после «Воскрешения» действия его носили настолько загадочный характер, что людей одолевали глубокие сомнения: «а действительно ли он тот, за кого себя выдает?»
И все-таки сомнения сыграли свою злую роль, и люди изгнали Иисуса из страны, приняв за самозванца, так как слишком велика была разница между тем Иисусом и возрожденным.
Прежде всего их смущало, что Иисус не желал более показывать чудес и строил обучение на принципах постижения таинств в очевидном.
Некоторые все же последовали за Учителем, однако, надолго их энтузиазма не хватило, и они оставили его.
Путь Иисуса лежал в Персию, дорога предстояла нелегкая, да и время было неспокойное. Четыре года он скитался по миру, не проповедовал, только наблюдал, зарабатывал на жизнь ремеслами, которым его обучили Хранители Древнего Знания, и потому как был искусным мастером, не ощущал особых социальных неудобств.
Наконец, в 37 лет он прибыл в Персию и жил там пять лет. Персы хорошо приняли Учителя, но поняли ли они то знание, что он пытался донести?
Покинув Персию, Иисус направился в РИМ.